Единственное, что хочется сказать тебе - не бойся. В жизни случаются неудачи, случаются природные катаклизмы и не сходимость интегральных рядов. Но также случаются и теплые дружеские вечера, улыбки и слова благодарности. И, что более важное, в жизни случаются люди. И, в первую очередь, ты сама. Мне тяжело с тобой сойтись, тяжело понять - и уже одним этим ты удивительна для меня. Я не могу назвать тебя оптимистом. Но вместе с тем я не могу вспомнить ни одного момента нашего общения, когда твои негативные эмоции были бы не к месту. И меня ставит в тупик эта вынужденность опираться на логику и наблюдения. Обычно мне с этим как-то проще - в человеке сразу угадывается его настроение и его желания. Но с тобой - это словно стена, через которую моей интуиции никак не пробиться. И, да, я напугана. Мне страшно сказать или сделать по незнанию что-то такое, что может тебя обидеть - и поэтому тяжело и сложно. И тяжело было создать пост. Потому что ведь вывод из всего вышесказанного в том, что я тебя совершенно не знаю. И это не может не пугать
Когда я вчера ночью не могла уснуть - я думала над тем, как смягчить те слова, что придется сказать. И мне показалось, что лучшим вариантом правды будет именно мое ощущение человека, которому посвящается пост. Увидев твой первый комментарий - я серьезно задумалась. А потом решила пустить все на самотек, мол, пусть весь неадекват выльется в строчки, а уж затем разберемся. Я не знаю, почему оно вышло таким. Вернее, я не знаю, почему мое ощущение тебя - это видение тебя как некоего человека с талантом, которому просто нужно дать шанс выбраться наружу. Я не знаю, правда ли это. Но это было тем, что пришло мне в голову.
Сегодня отличный день, чтобы родиться.
Каждое утро я просыпаюсь с одной-единственной мыслью. Сегодня. Сегодня отличный день, чтобы родиться, малышка.
И я прыжком поднимаю себя с постели и, забывая про упавшее на пол одеяло и соскочившую простынь, в одних трусах и носках бегу в соседнюю комнату. Пересекая дверные проемы, я успеваю на ходу примерить на себя порядка сотни обличий, в итоге останавливая свой выбор на тюремной робе в черно-белую полоску. Я поправляю круглые очки и убираю упавшую на глаза седую прядь. Время ложиться спать. Снова время умирать.
Но однажды все изменилось - я бежал сквозь дверные проемы, с каждой новой комнатой становясь все старше и старше. И заметил - там, в зеркале, вместе со мной бежит она: юная, бледная, рыжая девочка. И я замедлил свой бег - мне четырнадцать, я в коротких шортах с микки-маусом и хлопковой белой майке. Я стою напротив зеркала, наблюдая за ней с тем же удивлением, с которым она наблюдает за мной. Наклоняю голову вправо - она повторяет. Тяну руку к зеркальной глади - она тянет свою. Тонкую, бледную, покрытую тысячами веснушек. Она смеется - это странно, но я не могу не смеяться в ответ. Кто-то зовет меня: "Юджин!". И я оборачиваюсь на крик, и бегу на голос матери. Она потеряла меня, не как обычно теряют детей в магазинах, а как-то иначе. И просила меня вернуться обратно. Но мне же четырнадцать, а я все еще в дурацких шортах с микки-маусом. Куда мне обратно? Туда мне никак нельзя. Время не повернуть назад, да и если бы хотелось - все двери заперты на замок. И я продолжаю бежать, сменяя обличья одно за другим. В предпоследней комнате все заканчивается - дальше нет ходу: пустая стена, а перед ней кровать со сбитой простынью и скомканным на полу одеялом. Я засыпаю, и в многие дни после я буду засыпать с одной-единственной мыслью. Завтра. Завтра отличный день, чтобы родиться, малышка.
Проходят долгие годы, дни или недели - я не знаю, в мире комнат и дверей совершенно иное летосчисление. Комнаты сменяют одна другую, мои одежды сменяются друг за другом, но только она остается неизменной - юная, бледная, рыжая девочка по ту сторону зеркала. С каждым новым пробуждением я все больше времени трачу на попытки заговорить с ней, попытки понять или помочь. Вчера мне было шестнадцать и я был влюблен и слушал Битлз. Сегодня мне все те же шестнадцать, но я стою, мокрым лбом уткнувшись в зеркало и беззвучно рыдая. Она треплет меня по голове, нашептывает что-то теплое и дает в руки карандаш. Кто-то зовет меня: "Юджин!". И я оборачиваюсь на крик, и бегу на голос. Мне пихают в руки красный пластиковый стаканчик с пивом и говорят "пей". И говорят так еще долгое и долгое время, и я не успеваю оглянуться, как снова уже стою перед кроватью. У меня опухшие щеки и нависшие кустистые брови, я на капельнице последние несколько дней и совершенно не помню, что сподвигло меня подняться с больничной койки. Я закрываю глаза и спокойно засыпаю, без единой мысли в голове.
Кажется, я успеваю пережить целую вечность, прежде чем утром с моих уст слетает заветное "сегодня". Я вспоминаю о девочке и в нетерпении соскакиваю с кровати, совершенно не замечая, что одеяло спуталось в ногах и комом остается на полпути к двери. И я бегу, что есть сил. Мне четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать. Здесь я видел ее в последний раз. Но зеркало разбилось и почернело, и становится просто невозможным разглядеть что-либо творящееся по ту его сторону. Я падаю на колени и пол проваливается подо мной. Миг - я лежу в постели, связанный по рукам и ногам. Мне всего лишь двадцать два и я еще так молод, чтобы умирать. Но веки тяжелеют, а мое тело клонит в сон. Но внутри себя я не могу смириться - я кричу. Кричу, что есть силы. Завтра. Завтра отличный день, чтобы родиться, малышка.
Я просыпаюсь покорно и беззвучно, осторожно поднимаюсь с постели и начинаю свой бег. Мне восемнадцать, я в сером костюме-тройке. В кармане брюк бренчат ключи от новенького "Ауди". Я уже делаю шаг прочь из комнаты, как замечаю - в зеркале проскользнул силуэт. "Юджин!", - зовет меня отец. Я замираю на пороге, охваченный сомнениями. "Юджин!". И я бегу на голос, не оборачиваясь. Она смотрит мне в след, провожая печальным взглядом мою спину. Она держится за прутья решетки, прислонившись к ней лбом, но нет - она не плачет. Эта девушка не знает, что такое слезы и разочарование, как не может этого знать человек, никогда не рождавшийся.
И каждое последующее утро я продолжаю свой путь и пробегаю мимо комнат с зеркалами. По ту сторону стоит она: усталая, бледная, рыжая женщина средних лет. И она скребется в железную решетку, бьется об нее, разбивая руки в кровь, доводя себя до изнеможения. Она кричит мне что-то, но я не слышу - мне тридцать шесть, в голове счета и недвижимость, семья, суды и премии. И мне больно видеть ее такой, и я рад бы избавиться от этого видения, от этого кошмара, занимающего всю мою голову. Но она не уходит. Она бьется о прутья клетки, неистово ломая карандаши в попытках перекинуть их по эту сторону зеркала. И каждый вечер я закрываю глаза и молюсь, чтобы все прекратилось. Вчера. Вчера был отличный день, чтобы родиться, малышка.
-
-
01.10.2011 в 10:58